Господи, мне нестерпимо тяжело говорить о следующем… Следующий был вовсе не следующим. Он был просто единственным. Познакомившись с ним, я поняла, что в моей жизни больше не будет ни предыдущих, ни последующих. Я слишком долго его искала и не думала, что могу его потерять. Мне до сих пор не верится, что все кончилось, что счастливые дни остались позади, что их не вернуть. Двое поняли, что не могут быть вместе, хотя не могут и друг без друга. Если вы расставались любя, то знаете, как это тяжело. Боль захватывает тебя целиком и, кажется навечно.
Вновь и вновь возвращаясь в прошлое, я ищу тот момент, когда разразилась беда, и мы поняли, что нам придется расстаться. Мы были удивлены, но не предприняли ничего для того, чтобы исправить положение. Мы не хотели друг друга ранить, но расставание просто не может не нанести ран. Мы расставались долго и болезненно. Чтобы хоть как-то утешиться, заводили ничего не значащие интрижки, надеясь, вероятно, найти в своих новых партнерах хоть какое-то подобие друг друга, но… Видимо, Бог создал нас в единственном числе и у нас вообще не было никаких подобий. Интрижки не давали ничего, кроме чувства вины. Наша жизнь превратилась в кошмар, мы учились жить каждый в своем собственном мире и старались делать все, чтобы эти миры не соприкасались. Мы были вместе просто по инерции и так же по инерции уходили друг от друга…
Настал день, когда мы окончательно поняли, что дальше так продолжаться не может. Мы всегда были честны друг с другом, даже прямолинейны, а теперь между нами встала и все росла и росла ложь. Это было противно нам обоим. Мы начали ненавидеть не только друг друга, но и каждый себя. Конец наших отношений стал концом всему, что мы накапливали в себе долгие и долгие годы. Когда наконец мы все же расстались, моя тоска и боль стали такими сильными, что временами я была на грани самоубийства. Острое, холодное чувство одиночества не оставляло меня ни на минуту, особенно тяжело было ночью. Первое время мы пытались друг другу звонить, но это приносило еще большие страдания. Мы перестали тревожить друг друга звонками, и только в этот момент я поняла, что потеряла его навсегда… Я уже не подходила к окну, чтобы, тупо глядя во двор, ждать – вдруг появится он… Я поняла, что он не выскочил в ближайший магазин, чтобы исполнить мою прихоть – купить ананасов с шампанским… Он не убежал на работу, жадно поцеловав мои еще не проснувшиеся губы… Он не уехал в командировку… Я поняла, он не вернется… Он никогда больше не вернется… Господи, если бы вы только знали, чего мне это стоило.
Мои близкие и друзья жалели меня и пытались как-то поддержать. Но я не выношу жалости. Никогда и никакой. Со временем я стала гнать воспоминания прочь и стала пытаться наладить жизнь, в которой ничего не нужно ждать, считать дни до новой встречи, искать кого-то, мучиться от одиночества.
Но все же каждая новая весть о том, как живет он в той жизни, где больше нет меня, больно отдавалась в моей душе. Он опустился, поседел, выглядит, как настоящий старик. Напиваясь, он будто впадал в беспамятство и без конца повторял, что у меня просто временное помутнение рассудка, что скоро я одумаюсь и обязательно к нему вернусь. А потом неожиданно начинал перечислять подарки, которые дарил мне. Называл меня расчетливой стервой, стараясь убедить себя в том, что я устроила наше расставание только для того, чтобы, помирившись, содрать с него как можно больше денег. А иногда он брал карандаш, листок бумаги и начинал рисовать мое лицо. Особенно хорошо ему удавались мои томные зеленые глаза, которыми я так умело стреляла по сторонам, одаривая мужчин чувственным, откровенным взглядом. За это он часто называл меня порядочной дрянью, а я громко смеялась и спрашивала, разве дрянь может быть порядочной?! Тогда он крепко прижимал меня к себе и шептал, что я конечно же дрянь, но редкостная – нежная и необычайно хорошая…
Я поняла, что пора остановить поток воспоминаний, иначе… Что ж, он действительно мог быть единственным моим мужчиной, ведь только он прощал мне мой на редкость дурной характер. Но не стоит цепляться за прошлое.
Да, мужчины всегда составляли смысл моей жизни, но я научилась их терять точно так же, как теряют привычные вещи. И только последняя потеря оказалась невосполнимой.
В памяти навсегда останутся его глаза. Мы многому научили друг друга. Мы вынесли слишком много тяжелых уроков, но мы не вынесли самого главного – испытания друг другом. Нам был дан шанс, редкий шанс в судьбе каждого, быть вместе с тем человеком, которого по-настоящему любишь. Но… В жизни бывает слишком много «но»… Мы не воспользовались этим редкостным шансом.
Говорят, в любви важнее быть любимой, чем любить самой. Сколько себя помню, я всегда была объектом чьей-то любви и убеждала себя в том, что я достойна этого, что я все это заслужила, выстрадала. Чаще всего я умело создавала иллюзию взаимности и пользовалась чьей-то любовью на полную катушку. Возможно, это эгоизм. Но все мы эгоисты. Кто-то в большей степени, а кто-то в меньшей. Позволяя себя любить, я считала, что это уже немало. Но тот, кто любит, в конце концов почувствует фальшь и если не перестанет любить, то будет потихоньку, медленно, но верно убивать свою любовь, стараясь со временем свергнуть объект своей любви с пьедестала.
На этот раз не было фальши. Мы любили оба. Любили взаимно, смело, откровенно и страстно… Мне не было легко с этим человеком, хотя говорят, что в любви должно быть легко. Мужчины всегда оказывали на меня давление, старались подчинить себе, заставить признать безоговорочную капитуляцию. А он… Он был совсем другим… Не таким, как все. Он воспринимал меня такой, какая я есть, и никогда не пытался меня переделать. Согласитесь, что таких мужчин единицы. Редко какой мужчина позволит любимой женщине полную свободу самовыражения, а он позволял.. Он слишком многое мне позволял, точно так же, как позволяла ему я.
Раньше больше всего на свете я боялась одиночества. Само это слово вызывало у меня шок. А теперь я понимаю, что одиночества боятся те, кому скучно наедине с самим собой. А если ему скучно самому с собой, это значит, что и другим с ним будет скучно. Говорят, одиночество нарушает психику, отравляет жизнь и толкает на самые отвратительные поступки. Говорят, что это чувство нельзя пускать на самотек, с ним обязательно нужно бороться, иначе последует затяжная депрессия. Я испытала одиночество, когда потеряла своего любимого. Настоящее тягостное одиночество… Это было похоже на удушье. Я задыхалась без любви, но точно так же задыхалась и в ней. Я напоминала неудачливого ныряльщика, который прыгает в омут под названием «любовь»… Он хочет побыть в этом омуте как можно дольше, но у него ничего не получается, он начинает задыхаться, а когда пытается выскочить, омут крепко держит его, лишает воли.
Я вспомнила, как ходила к психоаналитику, чтобы он помог мне примириться с действительностью, научиться жить без этого человека, надеялась, что врач подскажет, как это сделать, а он сказал, что мой бывший возлюбленный совершенно не мой человек, и выписал мне таблетки феназепама. После этих таблеток я почувствовала себя еще хуже. Меня перестали душить слезы, но я побледнела и осунулась и вообще перестала понимать, что делаю, как живу. Именно в таком состоянии я случайно увидела его. Он неплохо выглядел и мне показалось, что он научился жить без меня. В отличие от меня у него это получилось. Может быть, это было не так. Может быть, мне показалось. Но я увидела благодушие, которое преобладало над горечью и разочарованием.
Не знаю, как у меня появилось желание убить его. Просто появилось, и все. Это дикое желание переполнило все мое существо. Я внимательно посмотрела ему в глаза. В них не было боли. В них была жизнь. Та жизнь, которая больше не требовала моего присутствия, шла сама по себе, независимо от моего существования. И была вполне уютной, комфортной.
– Подсудимая, на выход!
Я вздрогнула и быстро поднялась со своего места. Не зря, наверно, в народе говорят, что от сумы да от тюрьмы зарекаться нельзя. Бог мой, я в тюрьме! Я иду на допрос… Все это время я говорила о нем как о живом, потому что мне до сих пор кажется, что он жив. Он и в самом деле жив в моей памяти, в моих мыслях, моих фантазиях и моих несбыточных мечтах. Я люблю его как прежде, а может быть, даже сильнее…